Собрание сочинений в одной книге - Сергей Есенин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я снова здесь, в семье родной…»
Я снова здесь, в семье родной,Мой край, задумчивый и нежный!Кудрявый сумрак за горойРукою машет белоснежной.
Седины пасмурного дняПлывут всклокоченные мимо,И грусть вечерняя меняВолнует непреодолимо.
Над куполом церковных главТень от зари упала ниже.О други игрищ и забав,Уж я вас больше не увижу!
В забвенье канули года,Вослед и вы ушли куда-то.И лишь по-прежнему водаШумит за мельницей крылатой.
И часто я в вечерней мгле,Под звон надломленной осоки,Молюсь дымящейся землеО невозвратных и далеких.
1916«В зеленой церкви за горой…»
В зеленой церкви за горой,Где вербы четки уронили,Я поминаю просфоройМладой весны младые были.
А ты, склонившаяся ниц,Передо мной стоишь незримо,Шелка опущенных ресницКолышут крылья херувима.
Не омрачен твой белый рокТвоей застывшею порою,Все тот же розовый платокЗатянут смуглою рукою.
Все тот же вздох упруго жметТвои надломленные плечиО том, кто за морем живетИ кто от родины далече.
И все тягуче память дняПеред пристойным ликом жизни.О, помолись и за меня,За бесприютного в отчизне.
1916«Даль подернулась туманом…»
Даль подернулась туманом,Чешет тучи лунный гребень.Красный вечер за куканомРасстелил кудрявый бредень.
Под окном от скользких ветелПерепельи звоны ветра.Тихий сумрак, ангел теплый,Напоен нездешним светом.
Сон избы легко и ровноХлебным духом сеет притчи.На сухой соломе в дровняхСлаще меда пот мужичий.
Чей-то мягкий лик за лесом,Пахнет вишнями и мохом…Друг, товарищ и ровесник,Помолись коровьим вздохам.
Июнь 1916«За темной прядью перелесиц…»
За темной прядью перелесиц,В неколебимой синеве,Ягненочек кудрявый – месяцГуляет в голубой траве.
В затихшем озере с осокойБодаются его рога, –И кажется с тропы далекой –Вода качает берега.
А степь под пологом зеленымКадит черемуховый дымИ за долинами по склонамСвивает полымя над ним.
О сторона ковыльной пущи,Ты сердцу ровностью близка,Но и в твоей таится гущеСолончаковая тоска.
И ты, как я, в печальной требе,Забыв, кто друг тебе и враг,О розовом тоскуешь небеИ голубиных облаках.
Но и тебе из синей шириПугливо кажет темнотаИ кандалы твоей Сибири,И горб Уральского хребта.
1915–1916«Слушай, поганое сердце…»
Слушай, поганое сердце,Сердце собачье мое.Я на тебя, как на вора,Спрятал в руках лезвие.
Рано ли, поздно всажу яВ ребра холодную сталь.Нет, не могу я стремитьсяВ вечную сгнившую даль.
Пусть поглупее болтают,Что их загрызла мета;Если и есть что на свете –Это одна пустота.
3 июля 1916«В глазах пески зеленые…»
Мальвине Мироновне
С. ЕсенинВ глазах пески зеленыеИ облака.По кружеву крапленомуСкользит рука.
То близкая, то дальняя,И так всегда.Судьба ее печальная –Моя беда.
9 июля 1916«Небо сметаной обмазано…»
Небо сметаной обмазано,Месяц как сырный кусок.Только не с пищею связаноСердце, больной уголок.
Хочется есть, да не этого,Что так шуршит на зубу.Жду я веселого, светлого,Как молодую судьбу.
Жгуче желания множатДушу больную мою,Но и на гроб мне положатС квасом крутую кутью.
9 июля 1916Исус-Младенец
Собрала ПречистаяЖуравлей с синицамиВ храме.
«Пойте, веселитесяИ за всех молитесяС нами!»
Молятся с поклонамиЗа судьбу греховную,За нашу;
А маленький Боженька,Подобравши ноженьки,Ест кашу.
Подошла синица,Бедовая птица,Попросила:
«Я Тебе, Боженька,Притомив ноженьки,Молилась».
Журавль и скажи враз:«Тебе и кормить нас,Коль создал».
А Боженька нашПоделил им кашуИ отдал.
В золоченой хатеСмотрит Божья МатиВ небо.
А сыночек маленькийПросит на завалинкеХлеба.
Позвала ПречистаяЖуравлей с синицами,Сказала:
«Приносите, птицы,Хлеба и пшеницыНемало».
Замешкались птицы,Журавли, синицы,Дождь прочат.
А Боженька в хатеВсе теребит Мати,Есть хочет.
Вышла БогородицаВ поле, за околицу,Кличет.
Только ветер по полю,Словно кони, топает,Свищет.
Боженька, Маленький,Плакал на завалинкеОт горя.
Плакал, обливаясь…Прилетал тут аистБелоперый.
Взял он осторожненькоКрасным клювом Боженьку,Умчался.
И Господь на елочке,В аистовом гнездышке,Качался.
Ворочалась к хатеПречистая Мати,Сына нету.
Собрала котомкуИ пошла сторонкойПо свету.
Шла, несла немало,Наконец сыскалаВ лесочке:
На спине катаетсяУ белого аистаСыночек.
Позвала ПречистаяЖуравлей с синицами,Сказала:
«На вечное времяСобирайте семяНемало.
А белому аисту,Что с Богом катаетсяМеж веток,
Носить на завалинкиСинеглазых маленькихДеток».
1916«В багровом зареве закат шипуч и пенен…»
В багровом зареве закат шипуч и пенен,Березки белые горят в своих венцах.Приветствует мой стих младых царевенИ кротость юную в их ласковых сердцах.
Где тени бледные и горестные муки,Они тому, кто шел страдать за нас,Протягивают царственные руки,Благословляя их к грядущей жизни час.
На ложе белом, в ярком блеске света,Рыдает тот, чью жизнь хотят вернуть…И вздрагивают стены лазаретаОт жалости, что им сжимает грудь.
Все ближе тянет их рукой неодолимойТуда, где скорбь кладет печать на лбу.О, помолись, святая Магдалина,За их судьбу.
1916«Без шапки, с лыковой котомкой…»
Без шапки, с лыковой котомкой,Стирая пот свой, как елей,Бреду дубравною сторонкойПод тихий шелест тополей.
Иду, застегнутый веревкой,Сажусь под копны на лужок.На мне дырявая поддевка,А поводырь мой – подожок.
Пою я стих о светлом рае,Довольный мыслью, что живу,И крохи сочные бросаюЛесным камашкам на траву.
По лопуху промяты стежки,Вдали озерный купорос,Цепляюсь в клейкие сережкиОбвисших до земли берез.
И по кустам межи соседней,Под возглашенья гулких сов,Внимаю, словно за обедней,Молебну птичьих голосов.
1916«День ушел, убавилась черта…»
День ушел, убавилась черта,Я опять подвинулся к уходу.Легким взмахом белого перстаТайны лет я разрезаю воду.
В голубой струе моей судьбыНакипи холодной бьется пена,И кладет печать немого пленаСкладку новую у сморщенной губы.
С каждым днем я становлюсь чужимИ себе, и жизнь кому велела.Где-то в поле чистом, у межи,Оторвал я тень свою от тела.
Неодетая она ушла,Взяв мои изогнутые плечи.Где-нибудь она теперь далечеИ другого нежно обняла.
Может быть, склоняяся к нему,Про меня она совсем забылаИ, вперившись в призрачную тьму,Складки губ и рта переменила.
Но живет по звуку прежних лет,Что, как эхо, бродит за горами.Я целую синими губамиЧерной тенью тиснутый портрет.
1916«Опять раскинулся узорно…»
Опять раскинулся узорноНад белым полем багрянец,И заливается задорноНижегородский бубенец.
Под затуманенною дымкойТы кажешь девичью красу,И треплет ветер под косынкойРыжеволосую косу.
Дуга, раскалываясь, пляшет,То выныряя, то пропав,Не заворожит, не обмашетТвой разукрашенный рукав.
Уже давно мне стала снитьсяПолей малиновая ширь,Тебе – высокая светлица,А мне – далекий монастырь.
Там синь и полымя воздушнейИ легкодымней пелена.Я буду ласковый послушник,А ты – разгульная жена.
И знаю я, мы оба станемГрустить в упругой тишине:Я по тебе – в глухом тумане,А ты заплачешь обо мне.
Но и поняв, я не приемлюНи тихих ласк, ни глубины –Глаза, увидевшие землю,В иную землю влюблены.
1916Мечта
